Гегель форева, Гуссерль маздай!
Sep. 27th, 2009 05:17 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
trombicula"В рефлексивном сознании мы, дублируя сознание, знаем состояние ума, а интенция - это как раз то, что само о себе вовсе не знает (или то, что знаем всегда лишь постфактум, задним числом). Она "имеет в виду" свой объект, но не знает самое себя, и другой не может знать за нее, она может выступать лишь "собственно-лично", как "сама вещь" (в этом смысл лозунга Гуссерля "назад к самим вещам!")" (Мамардашвили, "Классический и неклассический идеалы рациональности", 1994).
Классическую и неклассическую науку и философию Мамардашвили разделяет вот так. Классика опирается на рефлексию как знание себя, в качестве чистой формы. Рефлексивный субъект знания, выстраивающий себя как абсолютную и прозрачную для себя систему отсчета, противопоставляет себя предмету знания, полностью развернутому в пространстве. Получается пресловутый "картезианский дуализм", которым мне плешь проели еще на чебановском семинаре, в то же самое начало девяностых, когда публиковался и цитированный выше текст. Неклассическая же мысль, - говорит Мамардашвили, - работает с объектами, в которые неустранимым образом включен сам познающий субъект.
Такое разделение не кажется мне основательным. Ведь разве Гегель - не классический мыслитель? Однако у него рефлексия - гораздо шире, чем "знание себя". Это отношение с собой вообще, любое, не обязательно "знание". Если для Мамардашвили "объекты-кентавры", включающие в себя сознание - это всего лишь особый класс объектов, то для Гегеля любой объект именно таков, и познающий разум ищет в нем именно вот эту родственную ему скрытую рефлексивность. То, что сознанию вначале представляется внешним, оно затем познает как собственное порождение - таков путь гегелевской феноменологии. Гуссерлевская же феноменология (в изложении Мамардашвили) стремится найти и описать некие существенно нерефлексивные элементы сознания. Она "срезает" весь "надстроившийся слой сознания", с его объяснениями, явными и неявными теоретическими представлениями и пр. - отбрасывает как ненужное то, на что как раз и направлен интерес феноменологии гегелевской.
Чем Гуссерль хуже Гегеля? - Тем, что в его феноменологии не обоснован предел исследования. Вот у нас "сами вещи". Что если это всего лишь то, в чем мы не хотим увидеть собственное порождение? Двигаемся тогда дальше и глубже? Но не окажется ли в конце этого пути полное ничто, когда мы отбросим всю "надстройку"? А вот Гегель все эти рефлексивные навороты не отбрасывает, будто мусор: нет, в процессе исследования он их собирает и сплетает в единую ткань. И когда в вещи не останется вовсе ничего "вещного", мы получим в итоге не бессмысленную пустоту, а завершенную историю сознания: как оно выстроило себя и все вокруг таким, каково это все есть для него.
Классическую и неклассическую науку и философию Мамардашвили разделяет вот так. Классика опирается на рефлексию как знание себя, в качестве чистой формы. Рефлексивный субъект знания, выстраивающий себя как абсолютную и прозрачную для себя систему отсчета, противопоставляет себя предмету знания, полностью развернутому в пространстве. Получается пресловутый "картезианский дуализм", которым мне плешь проели еще на чебановском семинаре, в то же самое начало девяностых, когда публиковался и цитированный выше текст. Неклассическая же мысль, - говорит Мамардашвили, - работает с объектами, в которые неустранимым образом включен сам познающий субъект.
Такое разделение не кажется мне основательным. Ведь разве Гегель - не классический мыслитель? Однако у него рефлексия - гораздо шире, чем "знание себя". Это отношение с собой вообще, любое, не обязательно "знание". Если для Мамардашвили "объекты-кентавры", включающие в себя сознание - это всего лишь особый класс объектов, то для Гегеля любой объект именно таков, и познающий разум ищет в нем именно вот эту родственную ему скрытую рефлексивность. То, что сознанию вначале представляется внешним, оно затем познает как собственное порождение - таков путь гегелевской феноменологии. Гуссерлевская же феноменология (в изложении Мамардашвили) стремится найти и описать некие существенно нерефлексивные элементы сознания. Она "срезает" весь "надстроившийся слой сознания", с его объяснениями, явными и неявными теоретическими представлениями и пр. - отбрасывает как ненужное то, на что как раз и направлен интерес феноменологии гегелевской.
Чем Гуссерль хуже Гегеля? - Тем, что в его феноменологии не обоснован предел исследования. Вот у нас "сами вещи". Что если это всего лишь то, в чем мы не хотим увидеть собственное порождение? Двигаемся тогда дальше и глубже? Но не окажется ли в конце этого пути полное ничто, когда мы отбросим всю "надстройку"? А вот Гегель все эти рефлексивные навороты не отбрасывает, будто мусор: нет, в процессе исследования он их собирает и сплетает в единую ткань. И когда в вещи не останется вовсе ничего "вещного", мы получим в итоге не бессмысленную пустоту, а завершенную историю сознания: как оно выстроило себя и все вокруг таким, каково это все есть для него.
