Блокнот теоретика

Я всегда числил "язык" среди тех реалий, в которые мы погружены настолько, что можем только констатировать свою погруженность, но ничего не можем с ней поделать. Так мы погружены в "мир", в "историю", ну и в "язык" тоже. Соответственно, известное мне понаслышке изречение о том, что "говорит язык, а не человек" воспринималось почти как материалистическое: мол, внешняя мне, чуждая инстанция вещает через меня, пользуется мной как инструментом. А если еще представить себе, что эта инстанция - "объект науки лингвистики", то все становится совсем плохо...

Гадамер же показал мне совсем другой и, кажется, философски достаточно перспективный взгляд на язык. Мы говорим: "Найти общий язык". "Язык", о котором речь идет здесь, это то, что должно быть обретено для того, чтобы сделать возможной ситуацию общения. В том числе, общения с традицией. Точнее, "общий язык" и есть взаимопонимание - он не средство для понимания, а оно само. Язык ситуативен и в каждой конкретной ситуации является моей целью, а не общим фоном моей жизни. Не язык определяет меня, а я должен найти язык. Но именно "найти", а не сконструировать как средство понимания, т.к. расстояния между языком и пониманием нет: "Поэтому же искусственные системы взаимопонимания никогда не являются языком. Ведь в основе искусственных языков, например языков тайнописи или языка математических символов, нет жизненного и языкового сообщества; они вводятся и применяются лишь как средство и орудие взаимопонимания. Этο значит, что они сами уже предполагают живое взаимопонимание, которое всегда является языковым. Как известно, соглашение, которым вводится какой-нибудь искусственный язык, само по необходимости осуществляется на другом языке. Напротив, в случае действительного языкового сообщества мы не приходим к соглашению, но всегда, как показал Аристотель, оказываемся уже пришедшими к нему" (с. 515).
( Read more... )

А также нечто о языке и мире
(Гадамер, "Истина и метод", продолжение)
"И даже обладая историческими познаниями и прекрасно отдавая себе отчет в исторической обусловленности всего человеческого мышления о мире, а значит и в своей собственной обусловленности, мы вовсе не становимся тем самым на какую-то безусловную точку зрения. В частности, невозможно опровергнуть эту принципиальную обусловленность, заявляя, будто само признание ее желает быть совершенно и безусловно истинным, и значит, не может быть применено к самому себе без противоречия. Сознание обусловленности вовсе не снимает самой обусловленности. Типичный предрассудок рефлексивной философии: понимать как логическое отношение то, что отнюдь не принадлежит к сфере логики. Так, рефлексивная аргументация совершенно неуместна в данном случае. Ведь речь здесь идет совсем не о суждениях, которые следует оберегать от противоречий, но о жизненных отношениях" (с. 517).

На мой взгляд, Гадамер здесь неправ как вообще, так и в том случае, если отнести сказанное конкретно к Гегелю (которым у Гадамера практически и ограничивается "рефлексивная философия"). Здесь рефлексивная аргументация, как предполагается, может исходить исключительно из интересов полемики, но ведь выше Гадамер сам говорил о критическом отношении Гегеля к "внешней рефлексии" и защищал его от обвинений в софизме. Если рефлексивная философия вообще существует, то она, конечно, опирается не на формальную аргументацию, а на реальный опыт безусловности, достигаемый с помощью рефлексии и выражаемый с помощью этой самой аргументации. Приходится признать, что Гадамер не видит этого опыта и, говоря по отношению к Гегелю о "действительном опыте, в котором познается действительность" (с. 407), имеет в виду нечто другое. В самом деле: что означает его утверждение, что сознание обусловленности "не снимает" обусловленности? - Судя по следующему ниже примеру с "закатом солнца", который остается тем же самым несмотря на наше знание коперниканской картины мира, "снятие" означало бы "уничтожение" этой обусловленности - но это понимание снятия далеко от гегелевского (т.е. сохранения в качестве момента). На самом деле, сознание обусловленности делает ее моментом моего свободного отношения к миру. Становясь на точку зрения земного наблюдателя, обусловленную его положением, я реализую безусловное отношение к миру именно тем, что становлюсь на эту точку, а не являюсь поставленным на нее.

Продолжаем выяснение того, чем именно Гадамера не устраивал Гегель, и что он имел в виду, противопоставляя абсолютному знанию идеал "опыта как открытости новому". В чем состоит онтологическая основа этого идеала? Я уже говорил (http://trombicula.livejournal.com/47387.html), что ключ к данному вопросу лежит в проведенном Гадамером усложнении отношения читателя и текста путем введения в него третьей стороны - традиции. Важно понять, что традиция отличается от моей погруженности в мир, т.е. захваченности предрассудками. Если я обнаруживаю себя захваченным предрассудками, это еще не значит, что я включен в традицию. Традиция требует свободного признания. Далее, обнаружение своей захваченности предрассудками бесплодно: констатация этой захваченности дает мне только формальную свободу от них, но не дает "правильного" мнения, которое можно было бы им содержательно противопоставить. Не так обстоит дело в случае традиции. Когда мы говорим о традиции, то "речь идет о том, чтобы помнить о собственной предвзятости, дабы текст проявился во всей его инаковости" (с. 320). Традиция, в понимании Гадамера, дает нам не сковывающие нас "догмы", а, напротив, "открытость к мнению другого или текста" (с. 319), которая только и является условием правильного понимания. Откуда же у традиции берутся столь чудесные свойства? Попробуем реконструировать ее рефлексивную структуру.

Продолжение темы про Гегеля и Гадамера (http://trombicula.livejournal.com/46601.html).

Итак, опираясь на анализ понятия опыта, Гадамер предъявляет Гегелю следующую претензию. Для Гегеля опыт, - говорит он, - это то, что должно быть преодолено в знании (в конечном итоге - в абсолютном знании). На это Гадамер замечает, что суть "опытности" - не в знании, а в открытости новому опыту. Опытный человек - не тот, кто "все знает", а тот, кто "обладает особенной способностью приобретать новый опыт и учиться на этом опыте". Опираясь на самого же Гегеля, Гадамер замечает, что опыт "есть процесс существенно негативный. Он не может быть описан просто как непрерывное вырабатывание типических всеобщностей. Этот процесс происходит скорее таким образом, что сам опыт постоянно опровергает ложные обобщения, и то, что считалось типическим, как бы детипизируется". Опыт (тот "собственный опыт", на котором "учатся") всегда предъявляет что-то новое, неожиданное, и опытный человек понимает, что все его знание не дает уверенности в будущем: "Опытный человек знает границы всякого предвидения и ненадежность всех наших планов". Таким образом, опыт - это всегда осознание собственной конечности, ограниченности и, добавляет Гадамер, историчности, так как сознается именно то, что до некоторой степени мы можем планировать будущее и ожидать от него того или иного, но только до некоторой степени.

Свалить Гегеля (самого Гегеля!) - заманчивая задача для любого мыслителя, от Шопенгауэра до Ноговицына и от kaktus77 до rechi_k_bogu :) Гадамер подходит к ней основательно и очень тонко. Для начала он демонстрирует несостоятельность всех предыдущих попыток критики философии Гегеля. Позже я попытаюсь разобраться, каким образом сам Гадамер противопоставлял свой метод спекулятивному идеализму, а пока приведу конспект той главы из "Истины и метода", которую можно рассматривать, как апологию рефлексивной философии (хотя называется она почему-то "Границы рефлексивной философии").

 
UPD: А героем каментов стал почему-то Кант, да еще собачка Тузег :)

Х.-Г. Гадамер. Истина и метод. с. 159. Но нельзя понять, что представляет собой узнавание по своей глубочайшей сути, если считать, что оно сводится к тому, что нечто, уже известное, познается заново, то есть что узнается только знакомое. Скорее радость узнавания состоит в том, что познается большее, нежели было известно. При узнавании то, что мы знаем, как бы выступает благодаря освещению из рамок всевозможных случайностей и изменчивых обстоятельств, его обусловливающих, и предстает в своей сути. Оно познается как нечто.

И снова здесь вспоминается мысль Гегеля! Ведь это точь-в-точь результат главки о чувственной достоверности в самом начале ФД. Если взять пример с узнаванием знакомого человека при встрече и вписать его в схему гегелевского текста, что получится?

Х.-Г. Гадамер. Истина и метод. С. 147. Ведь процесс игры только тогда удовлетворяет своей цели, когда играющий в него погружается. Игру делает игрой в полном смысле слова не вытекающая из нее соотнесенность с серьезным вовне, а только серьезность при самой игре. Тот, кто не принимает игру всерьез, портит ее. Способ бытия игры не допускает отношения играющего к ней как к предмету. Играющий знает достаточно хорошо, что такое игра и что то, что он делает, - это "только игра", но он не знает того, что именно он при этом "знает".

- Это получается потому, что при игре сознавание совпадает с осуществлением игровой формы.