Блокнот теоретика

Я всегда числил "язык" среди тех реалий, в которые мы погружены настолько, что можем только констатировать свою погруженность, но ничего не можем с ней поделать. Так мы погружены в "мир", в "историю", ну и в "язык" тоже. Соответственно, известное мне понаслышке изречение о том, что "говорит язык, а не человек" воспринималось почти как материалистическое: мол, внешняя мне, чуждая инстанция вещает через меня, пользуется мной как инструментом. А если еще представить себе, что эта инстанция - "объект науки лингвистики", то все становится совсем плохо...

Гадамер же показал мне совсем другой и, кажется, философски достаточно перспективный взгляд на язык. Мы говорим: "Найти общий язык". "Язык", о котором речь идет здесь, это то, что должно быть обретено для того, чтобы сделать возможной ситуацию общения. В том числе, общения с традицией. Точнее, "общий язык" и есть взаимопонимание - он не средство для понимания, а оно само. Язык ситуативен и в каждой конкретной ситуации является моей целью, а не общим фоном моей жизни. Не язык определяет меня, а я должен найти язык. Но именно "найти", а не сконструировать как средство понимания, т.к. расстояния между языком и пониманием нет: "Поэтому же искусственные системы взаимопонимания никогда не являются языком. Ведь в основе искусственных языков, например языков тайнописи или языка математических символов, нет жизненного и языкового сообщества; они вводятся и применяются лишь как средство и орудие взаимопонимания. Этο значит, что они сами уже предполагают живое взаимопонимание, которое всегда является языковым. Как известно, соглашение, которым вводится какой-нибудь искусственный язык, само по необходимости осуществляется на другом языке. Напротив, в случае действительного языкового сообщества мы не приходим к соглашению, но всегда, как показал Аристотель, оказываемся уже пришедшими к нему" (с. 515).
( Read more... )

А также нечто о языке и мире
(Гадамер, "Истина и метод", продолжение)
"И даже обладая историческими познаниями и прекрасно отдавая себе отчет в исторической обусловленности всего человеческого мышления о мире, а значит и в своей собственной обусловленности, мы вовсе не становимся тем самым на какую-то безусловную точку зрения. В частности, невозможно опровергнуть эту принципиальную обусловленность, заявляя, будто само признание ее желает быть совершенно и безусловно истинным, и значит, не может быть применено к самому себе без противоречия. Сознание обусловленности вовсе не снимает самой обусловленности. Типичный предрассудок рефлексивной философии: понимать как логическое отношение то, что отнюдь не принадлежит к сфере логики. Так, рефлексивная аргументация совершенно неуместна в данном случае. Ведь речь здесь идет совсем не о суждениях, которые следует оберегать от противоречий, но о жизненных отношениях" (с. 517).

На мой взгляд, Гадамер здесь неправ как вообще, так и в том случае, если отнести сказанное конкретно к Гегелю (которым у Гадамера практически и ограничивается "рефлексивная философия"). Здесь рефлексивная аргументация, как предполагается, может исходить исключительно из интересов полемики, но ведь выше Гадамер сам говорил о критическом отношении Гегеля к "внешней рефлексии" и защищал его от обвинений в софизме. Если рефлексивная философия вообще существует, то она, конечно, опирается не на формальную аргументацию, а на реальный опыт безусловности, достигаемый с помощью рефлексии и выражаемый с помощью этой самой аргументации. Приходится признать, что Гадамер не видит этого опыта и, говоря по отношению к Гегелю о "действительном опыте, в котором познается действительность" (с. 407), имеет в виду нечто другое. В самом деле: что означает его утверждение, что сознание обусловленности "не снимает" обусловленности? - Судя по следующему ниже примеру с "закатом солнца", который остается тем же самым несмотря на наше знание коперниканской картины мира, "снятие" означало бы "уничтожение" этой обусловленности - но это понимание снятия далеко от гегелевского (т.е. сохранения в качестве момента). На самом деле, сознание обусловленности делает ее моментом моего свободного отношения к миру. Становясь на точку зрения земного наблюдателя, обусловленную его положением, я реализую безусловное отношение к миру именно тем, что становлюсь на эту точку, а не являюсь поставленным на нее.

Некогда я излагал одному знакомому философу концепцию чистого бытия у Гегеля, возможно, даже несколько сгустив краски: "ничто", "пустая абстракция", "выдумка"... На это он заметил: "Если бы Гегель вдруг встретился с Плотином и высказал ему, что он думает о бытии, то Плотин, наверное, его бы ударил. По лицу. Несмотря на всю свою хваленую греческую атараксию". :)

"Феноменология духа", о просвещении.
"Одно направление в просвещении называет абсолютную сущность не имеющим предикатов абсолютным, находящимся по ту сторону действительного сознания в мышлении, которое было исходным пунктом; другое называет ее материей" (с. 310). По поводу этих направлений Гегель замечает: "...ни то ни другое не дошло до понятия картезианской метафизики, утверждающей, что бытие в себе и мышление - одно и то же, не дошло до мысли, что бытие, чистое бытие, не есть конкретное действительное, а есть чистая абстракция, и наоборот, чистое мышление, равенство себе самому или сущность есть, с одной стороны, "негативное" самосознания и тем самым - бытие, а с другой стороны, как непосредственная простота точно так же есть не что иное, как бытие; мышление есть вещность, или вещность есть мышление" (с. 311).

Значит, до картезианской метафизики (точнее, до "cogito, ergo sum") мы доберемся не иначе, как в самом конце "Феноменологии", на уровне абсолютного знания. И здесь же будет находиться исходный пункт "Науки логики" - тождество чистого бытия и ничто, т.е. чистого бытия и чистого мышления. Вот какое значение Гегель придавал Декарту! Он вовсе не там, где для разума возникает достоверность того, что он есть вся реальность (начало главы "Достоверность и истина разума", с. 125). Это идеализм на уровне Беркли; до Декарта оттуда - дистанция огромного размера. А между тем, Декарта обычно так и понимают: нашел-де самодостоверность чистой мысли, противопоставляющей себя "протяженной вещи", и основал на ней положительную науку ("наблюдающий разум" у Гегеля)...

"Феноменология духа", отношение между верой и чистым здравомыслием. Снова достаточно понятный и весьма своевременный фрагмент. (Вообще очень, очень своевременная книга, товарищи: не хуже "Капитала" Маркса! :)). Гегель подчеркивает, что здесь речь идет именно о "вере мира образованности", а не о религии в себе и для себя (т.е. православии :)) (с. 284 по изданию 1992 г. в серии "Слово о сущем", изд-во "Наука"). С другой стороны - это уже не те архаичные формы религии, которые описывались ранее, в разделе о "нравственном мире". Там духи предков не были предметом веры: к ним относились как к чему-то налично сущему. Умерший предок был таким же членом семьи, как и ныне живые. Вера же полагает свой предмет как не наличный и отличает себя от непосредственного познания ("не вижу, и поэтому пока всего лишь верю"). Далее: чтобы верить, надо решить верить. Когда я верю, я не застаю себя верующим, в отличие от "несчастного сознания", первой формы религиозности, упомянутой в "Феноменологии духа", которая именно заставала себя в отношении к своему предмету, а сознательно совершаю подвиг веры. Ведь предмет веры не наличен, значит, его надо по крайней мере представить. Вера сама полагает свой предмет и вполне сознает это обстоятельство, она активна и сознательна. Но при этом она и не произвольна, а имеет для себя некоторые основания, в которых она также отдает себе отчет. Благодаря всему этому она является спокойным, устойчивым отношением, в котором противоположно определенные моменты (сознание и предмет, т.е., условно говоря, человек и Бог) существуют в некотором единстве, т.е. верующее сознание является духом, а не просто сознанием или самосознанием.
В чем же своевременность этого фрагмента? Конечно, и сейчас типично просвещенческая, домарксистская антирелигиозность цветет махровым цветом - в ЖЖ это очень хорошо видно. Но гораздо интереснее, на мой взгляд, приложить этот анализ к такому чисто современному явлению, как последарвиновский креационизм.

1994 год, ВРФШ, семинар Н.А. Постоловой. По ходу дела возникает необходимость прочесть вслух начало "Науки логики". Добровольцем назначается студент Филипп. Четко и раздельно, с торжественным металлом в голосе, Филипп читает: "Бытие, чистое бытие - без всякого дальнейшего определения. В своей неопределенной непосредственности оно равно лишь самому себе, а также не неравно в отношении иного...". В продолжение чтения в аудитории нарастает какое-то нездоровое веселье... Последнюю фразу - "Бытие, неопределенное непосредственное, есть на деле ничто - и не более и не менее, как ничто", - Филипп произносит примерно так, как диктор советского радио некогда говорил: "...пока последний фашистский солдат не будет изгнан с нашей земли!".
Представление завершается возгласом преподавателя: "Браво! Браво! - Я никогда не думала, что этот текст можно прочитать ВОТ ТАК: как стихи!"

Когда в дебрях "Феноменологии духа" вдруг попадается понятный фрагмент, это производит почти пугающее впечатление - как если бы бессловесное животное вдруг заговорило :) Но если подумать, то появление таких фрагментов закономерно: ведь дух и на достаточно высокой ступени развития в чем-то возвращается к уже пройденным этапам. Речь, скажем, о духе, т.е. уже и самосознание осталось где-то позади и внизу, но вдруг снова появляется, допустим, структура чувственной достоверности, с которой некогда и началось все движение "Феноменологии".

Ну вот, например, рассматриваем мы образованность, как форму отчужденного от себя духа. Образование состоит в снятии "природной самости". Были у нас дети, каждый ребенок со своими особенностями - один жадный, другой шумный, третий плаксивый и т.д. Но вот они пошли в элитную школу, и глядишь - через пару лет стали все одинаковыми маленькими джентльменами. И в этом их сила и суть индивидуальности каждого из них!

Недавно имело место интересное обсуждение одной цитаты из Мамардашвили. Ее ключевой фрагмент:
"...Так вот, феномен есть что-то, что нельзя выбрать и потом описать. Феноменологическим феноменом может быть - по отношению к тебе - только что-то, где в этом отношении с тобой что-то случилось. Ты имплицирован вне своей судьбы - ты не можешь просто захотеть взять и описать розу феноменологически" (http://meixon.livejournal.com/14968.html).

Обсуждение было продолжено в журналах участников (http://rechi-k-bogu.livejournal.com/103308.html, http://gignomai.livejournal.com/96027.html). И, в частности, было сказано:
Выношу оттуда свой оставшийся без ответа коммент:

Мы же с вами знаем, дорогие читатели, что Гегель экзистенциальнее любого экзистенциалиста и феноменологичнее всех гуссерлей вместе взятых :)

А вообще это все - полезный материал к моим разбирательствам с Гадамером, пытавшимся преодолеть рефлексивную философию. Как, в самом деле, получается так, что субъект мысли, который causa sui, и все такое, оказывается обусловленным традицией?... И вопрос о "новом" решается тут же: "новое" определяется как новое, очевидно, именно относительно традиции...

Продолжение темы про Гегеля и Гадамера (http://trombicula.livejournal.com/46601.html).

Итак, опираясь на анализ понятия опыта, Гадамер предъявляет Гегелю следующую претензию. Для Гегеля опыт, - говорит он, - это то, что должно быть преодолено в знании (в конечном итоге - в абсолютном знании). На это Гадамер замечает, что суть "опытности" - не в знании, а в открытости новому опыту. Опытный человек - не тот, кто "все знает", а тот, кто "обладает особенной способностью приобретать новый опыт и учиться на этом опыте". Опираясь на самого же Гегеля, Гадамер замечает, что опыт "есть процесс существенно негативный. Он не может быть описан просто как непрерывное вырабатывание типических всеобщностей. Этот процесс происходит скорее таким образом, что сам опыт постоянно опровергает ложные обобщения, и то, что считалось типическим, как бы детипизируется". Опыт (тот "собственный опыт", на котором "учатся") всегда предъявляет что-то новое, неожиданное, и опытный человек понимает, что все его знание не дает уверенности в будущем: "Опытный человек знает границы всякого предвидения и ненадежность всех наших планов". Таким образом, опыт - это всегда осознание собственной конечности, ограниченности и, добавляет Гадамер, историчности, так как сознается именно то, что до некоторой степени мы можем планировать будущее и ожидать от него того или иного, но только до некоторой степени.

Свалить Гегеля (самого Гегеля!) - заманчивая задача для любого мыслителя, от Шопенгауэра до Ноговицына и от kaktus77 до rechi_k_bogu :) Гадамер подходит к ней основательно и очень тонко. Для начала он демонстрирует несостоятельность всех предыдущих попыток критики философии Гегеля. Позже я попытаюсь разобраться, каким образом сам Гадамер противопоставлял свой метод спекулятивному идеализму, а пока приведу конспект той главы из "Истины и метода", которую можно рассматривать, как апологию рефлексивной философии (хотя называется она почему-то "Границы рефлексивной философии").

 
UPD: А героем каментов стал почему-то Кант, да еще собачка Тузег :)